стали задевать противоположные берега. После чего привязали Волчару к толстому раскидистому дереву, которое ветвями и листвой укрыло наш кораблик от чужих глаз. Альрик снова оставил Арне на судне. И мы пошли к деревеньке, что раскинулась чуть дальше возле одного из берегов.

И я при полнейшем безразличии к крестьянской жизни оценил богатство местных земель. Даже с убранным урожаем и сухой стернёй поля выглядели внушительно. Ни тебе огромных валунов, ни пней, ни гор или оврагов. Ровные, как стол, участки, отливающие чернотой, а не красной глиной или блестящим сланцем.

Крестьяне при виде вооруженных людей, то есть нас, с криками хватали детей, скот и волокли их в крошечные деревянные домики, крытые соломой. Два подростка помчались в дом самого норда, который жил в стороне за высоким земляным валом. Бритты даже не попытались взяться за топоры, вилы или хотя бы палки, а попрятались вместе с женщинами и стариками.

Мы вошли в деревню, на ее единственную улицу и остановились. Ломиться в ворота бонда и нарваться на случайную стрелу никому не хотелось. Пусть этот Барди сам к нам выйдет. Все же на помощь к нему пришли. Но Барди как-то не спешил.

Тулле решил прогуляться и посмотреть на житье-бытье Бритланда, пощупал землю, осмотрел дома, которые можно было свалить одним добрым северным пинком, попугал кур. Из крыши выдернул чудом уцелевший колос с зернами и начал тыкать мне им в лицо.

— Кай, смотри! Ты видишь? Видишь?

— Ну, вижу. Колос. Совсем ты одичал в походах. Того и гляди, кинешься со свиньями обниматься.

— Дурак! Видишь, сколько тут зерен? И крупные какие!

— А что, мышей они тут всех съели?

— Это ж ячмень! Наверное, пиво тут особенное на вкус.

Храбрый бонд Барди увидал, что пришлые воины не кинулись убивать крестьян, жечь дома и всяко буянить, и отважился отправить к нам сына. Ну или какого другого родственника. Главное, что у этого мальчишки уже была руна. Значит, не раб.

— Вы кто такие? — голос его дал изрядного петуха.

— Нас прислал ярл Агнар. Говорит, зверушка у вас тут интересная завелась.

— Не зверушка. Тварь! Самая настоящая! Из Бездны!

Пацан сразу же проникся к нам небывалым доверием. То ли плащи разглядел, то ли подумал, что разбойники не осмелятся произнести имя доблестного Агнара. Агнара Жирного.

— А вы надолго? Или как те? Посидите чуток и уедете? А это настоящий меч?

— А что, бывает ненастоящий? — удивился Тулле. Он сейчас ходил с одним из тех мечей, что я добыл в честном бою в Фискехале.

— Отец запретил мне носить меч. Говорит, что и ножа хватит.

А ведь парнишка был всего на зиму-две младше меня.

— А я всего-то хотел вторую руну побыстрее получить. Подумаешь, убил бы трех-четырех бриттов! Они все равно никчемные. Только и могут в ногах валяться и реветь.

Я восхваляю Фомрира, почитаю Скирира и с уважением отношусь к Нарлу. Мои руки не раз обагрялись человеческой кровью, и я готов убить любого, кто посмеет оскорбить меня. Но даже меня удивили слова этого мальчишки. Хотя бы потому что рабы — это деньги. Убитый раб уже не сможет работать, приносить пользу, а за нового раба нужно отдать немало серебра. И убивать рабов ради руны имеет смысл, лишь когда ты или твой друг при смерти. Я помнил, сколько Кнут выложил за рабов, чтобы спасти Дага. Я сам таскал Тулле двурунных детей. Но убивать просто ради руны? А как же мастерство? А как же страх, злость, боевой дух Фомрира? Как же плечо друга за спиной? Как же клич твоих собратьев? В чем доблесть — убивать безрунных?

— Дагмар! — донесся зычный рев.

Мальчишка подпрыгнул, виновато улыбнулся и умчался обратно в большой дом.

— Альрик, ты знаешь, как живут эти люди. Что это за норды такие? — спросил я.

— Нордами были их деды и прадеды, — непонятно ответил хёвдинг.

Если мой дед — норд, мой отец — норд, то и я буду нордом. Как же иначе?

Но тут бонд Барди наконец соизволил открыть ворота и выйти нам навстречу. Рослый, крепкий, тяжелый. Живот у него был правильный, каковой и подобает иметь каждому мужчине в солидном возрасте. Такой живот самому воину в бою мешать не будет, а вот врагу придется постараться, чтобы пробить плотный слой жира и мышц. И шрам, проходящий через щеку вплоть до огрызка правого уха, показывал, что Барди не только сиднем сидел да девок щупал. А тот, кто и после такого сомневался в воинских успехах бонда, мог разглядеть полную восьмую руну. Странно, что он сразу не выскочил с мечом наперевес. Хотя, может, он спешно натягивал на себя шерстяную рубаху да кольчугу? Вон как тяжело шагает.

— Приветствую вас, братья, в своих землях! Случайно забрели или по делу какому заехали?

А голосище-то какой! Будто в лур гудит!

Позади него еще трое с оружием вышли. И пацан тот, Дагмур, со своим ножичком тут как тут.

— Я ж сказал! — обиженно выкрикнул он. — За тварью они пришли. Ярл прислал.

— Одно дело — ты сказал. Я хочу послушать, что они скажут, — ответил Барди.

— Малец правду говорит. Мы недавно в Бритланде, вот и спросили у ярла, нет ли какой работы для хирда. Я Альрик Беззащитный, а это мои хирдманы — сноульверы. Но сейчас смотрю я на тебя, бонд, и думаю, что с той тварью, что ты не совладал, нам и вовсе не справиться.

Хмурый лоб Барди немного расправился, он убрал руку с рукояти меча и кивнул в сторону дома.

Внутри ограды у него было все сделано точно так, как делают в наших краях, коли место позволяет: один длинный дом и вокруг него сараи, амбары, готовильня, птичник и прочие строения. Во дворе проложены бревна, чтоб грязь ногами не месить. Рабы-бритты, повинуясь одному взгляду, тут же забегали, накрывая стол, и ими руководила женщина, Барди под стать. Крепкая, налитая, с пышными плечами и большой мягкой грудью. На ее поясе позвякивала тяжелая связка ключей.

Сбили мы налипшие комки земли у порога и вошли в дом. Пока рабы да жена хлопотали над угощением, Барди сразу перешел к делу.

— Сам-то я, может, и справился, если б та тварь не была такой подлой. Так бездново отродье не хочет в честный бой. Только и может, что в лесу отсиживаться да втихую скот резать. Бритты, вон, боятся из дома и шагу ступить. Еле-еле урожай заставил убрать. Выманить бы ее, так не дается, сволочь. Пробовали облаву делать с агнаровыми людьми, так ведь